Из статьи "Психология Терроризма" Александра Каменецкого
Das Mortido
Психодинамика ритуального самоубийства или аналогичного акта самопожертвования связана с одной из основных доминант человеческой психики, известной в психоанализе как "мортидо" - "стремление к смерти". Наряду с общеизвестным либидо мортидо незримо определяет линию нашего поведения, хотя проявления его не столь заметны. Экстремальные виды спорта и развлечений, экстремальные профессии, запойное пьянство и наркотическая зависимость, депрессии любого вида и течения, анорексия (болезненное стремление похудеть) - вот некоторые типичные проявления мортидо. В целом же его можно описать как подавленную, замаскированную или открытую аутоагрессию, которая не имеет логически объяснимых причин и реализуется различными способами. Аутоагрессия может выражаться также в стремлении к страданию, к самоистязанию или - парадоксально - к истязанию других. Иногда волна мортидо накрывает целые слои общества: вспомним движение флагеллантов-самобичевателей в средневековой Европе или европейский культ дуэлей, когда аристократы в буквальном смысле истребляли друг друга по ничтожным поводам. Идеальный пример мы находим в истории Японии с ее самурайским культом сэппуку: в некоторые эпохи самоубийства самураев и их слуг уносили больше жизней, чем реальные войны. Подобные всплески корреспондируют с периодами пассионарной активности этносов, когда коллективное бессознательное становится лабильным и выходит на поверхность подавленный материал. Этим можно объяснить и нынешний всплеск активности смертников-шахидов: самоубийство сделалось в известной мере "модным"; напряженное переживание близости к смерти, экстаза страдания и исступленной веры смешиваются в некий наркотический коктейль, смущающий умы. Возможно, спустя несколько лет тенденция пойдет на спад сама по себе или найдет иные, более миролюбивые формы.
Страдающие боги и герои
Психодинамика мортидо тесно связана с восприятием смерти как искупительного и преобразующего страдания: сознательно или бессознательно, человек стремится не к прекращению жизни как таковой, но либо к прекращению страданий, либо к духовной трансформации (порой - к восстановлению внутренней справедливости в форме самонаказания). Выраженные тенденции мортидо зачастую тесно связаны с мифологическим сознанием, нашедшим отражение во множестве религий и религиозных практик.
Древнейшим способом компенсации аутоагрессивных тенденций были обряды инициации - символической смерти и последующего воскресения, известные во всех без исключения архаических культурах. В ходе инициации имитировались смерть и связанные с нею страдания, что принимало нередко достаточно жестокие формы, вплоть до пыток. Тот, кто успешно проходил обряд, приобретал статус "настоящего" мужчины - воина, совершившего первый в жизни героический поступок. Таким образом, ритуальная смерть ассоциировалась с героизмом и мужеством, благодаря которым человек приобретал новый, более высокий социальный статус.
В религиозных культах образ страдающего бога, который умирает и воскресает в новом качестве, насчитывает множество обличий: от древнеегипетского Осириса и скандинавского Одина до Христа. Христианская религия зиждется на постулате искупительного страдания как залога "жизни вечной"; стремление "пострадать Христа ради" или "вместе с Христом" проходит красной нитью сквозь многовековую историю христианства вплоть до преломления его в текстах Достоевского, Бердяева и Розанова. Отдельной графою стоят старообрядческие секты, в которых ритуальное мучение / мученичество было неотъемлемым элементом духовного пути.
Страдание и его преодоление воспринимались в мифологическом сознании как духовно преобразующий акт героизма -
подвиг; Бог и Герой были неразрывно связаны, а иногда - едины. В советской мифологии культ героев-мучеников занимал одно из ведущих мест: образы Александра Матросова, Зои Космодемьянской, Николая Гастелло, пионеров-
героев были выведены за рамки реальных личностей, помещены в условный Пантеон славы и наделены качествами полубогов наряду с "Вождями". Культ мучеников успешно перекочевал из церкви в мир победившего атеизма.
Как одна из авраамических религий, ислам не мог не впитать в себя мифологические элементы ближневосточных верований, о которых шла речь выше. Однако специфика возникновения этой религии, агрессивное распространение ее и сопряженный с этим культ воинской доблести внесли свою лепту. Джихад как священная религиозная война породил образы муджахида - воина Бога и шахида - воина-мученика. Переход в статус муджахида, готового бескорыстно пожертвовать собой ради Аллаха, придавал индивидууму, подобно инициации, новый социальный статус, а мученическая смерть на поле брани переводила его в разряд Героев-полубогов, одной лишь своей смертью стяжавших рай. Привлекательность подобного варианта служила и служит постоянным источником притока новых адептов.
Вся статья находится по адресу:
http://aboutnlp.ru/stat/terror.php