Зацените: Охота на ведьм как образ жизни (не Латынина :) )
Добавлено: 30 июл 2010, 15:29
Статья вот отсюда: http://echo.msk.ru/blog/tatiana_shabaeva/699352-echo/
Татьяна Шабаева, журналист из Москвы
30.07.2010
Шестьдесят лет назад сенатор от штата Висконсин Джозеф Маккарти заявил, что располагает списком из 205 сотрудников Госдепартамента, которые являются «безусловно верными коммунистической партии», однако влияют на государственную политику Соединённых Штатов.
Это был новый виток коммунистической фобии, которая началась в марте 1947 года, когда президент Гарри Трумэн издал указ, запрещающий приём на работу в государственные органы коммунистов и лиц, им сочувствующих.
После выступления Маккарти, большинство фигурантов его списка были уволены с работы.
Из публичных библиотек было изъято около 30 тыс. книг, которые были признаны «прокоммунистическими». Деятельность Маккарти поддерживал президент Эйзенхауэр. По редакциям, издательствам, армейским подразделениям, органам судопроизводства распространялся документ, который настойчиво рекомендовалось подписать, – своеобразная присяга в том, что ты никогда не сочувствовал коммунистам и хранишь абсолютную лояльность Соединённым Штатам.
Эта абсолютная лояльность подразумевала, что так называемая Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности имела возможность потребовать, чтобы человек назвал имена своих знакомых, которые, по его мнению, могли сочувствовать коммунистам.
Достаточно было, чтобы твой отец читал газету «Дейли уоркер», или чтобы твоя бывшая жена во время войны (!) посещала собрания коммунистов, или чтобы ты сам десять лет назад состоял в партии и потом вышел из неё по собственному желанию… или даже не в партии, а в одном из комитетов, которые помогали вывозить из Европы беженцев – во время войны! И ФБР получало право начать задавать тебе вопросы. И если ты отказывался заподозрить кого-либо из своих знакомых в сочувствии к коммунистам – ты мог ставить на себе крест.
Нет, американцев не били по почкам, не бросали в лагеря, не изводили ночными допросами.
Их даже, чаще всего, не сажали в тюрьму. Те, кто отказывался сотрудничать с ФБР, всего лишь теряли работу – и мало находилось смельчаков, готовых предложить им замену. Их смешивали с грязью в крупнейших газетах. О них шептались за спиной, вчерашние знакомые не подавали руки. Они не могли покинуть США. Эпитет «розовый» был как клеймо. Люди начали оглядываться по сторонам, высказывая своё мнение. Люди боялись и ломались. Резко участились самоубийства творческой интеллигенции…
Это продолжалось примерно четыре года.
А потом резко пошло на спад. Тому есть несколько причин. Во-первых, Маккарти заигрался. И был уличён в финансовых аферах, в стремлении протолкнуть наверх своих людей. Президент Эйзенхауэр и соратники-республиканцы лишили высоко взлетевшего сенатора своего доверия. А во-вторых, демократия Соединённых Штатов к тому времени насчитывала полтора столетия. И это что-то да значило.
Четыре года государственного террора (хотя и далеко не в самом кошмарном его проявлении) не смогли убить демократию США.
И когда журналист Эд Мэроу выступил против сенатора Маккарти в прайм-тайм новостного канала «Си-Би-Эс», владельцы канала не были этому рады. Они даже заставили Мэроу возместить из своего кармана потери от рекламы, которую убрали из его передачи спонсоры. Но они не запретили передачу. А потом, когда стало понятно, что выступления Мэроу пользуются успехом, – они не запретили их снова, и снова. И американцы услышали, сидя перед вечерним экраном, что они должны соответствовать своей великой истории. И не дать себя запугать.
...Это было время информационного романтизма.
Время, когда журналист был отчасти проповедником – и не стеснялся в прямом эфире цитировать Шекспира.
«Граница между расследованием и преследованием очень тонка.
Нельзя путать несогласие с неверностью, обвинение – с виной», – говорил Мэроу.
«Мы не станем жить в страхе. Мы должны помнить, что происходим не от трусов. Можно отречься от нашего наследия, от нашей истории – но нельзя отказаться от своей ответственности за последствия этого. Не в звёздах – нет! – а в нас самих ищи причину, что ничтожны мы и слабы», – говорил Мэроу, и его слова отзывались в сердцах американцев.
Что ж, это было время, когда люди верили телевидению не только в его обыденном цинизме.
И эту победу над самими собой можно считать торжеством американской демократии.
А что же делать нам?
Охоту на ведьм, которую американцы преодолели, мы превратили в образ жизни.
Нынче это чаще стрельба не боевая, а пейнтбольная, но она по-прежнему разрушительна. Её основные признаки – тотальность, догматичность, теория заговора. Наша критика бывает направлена против целой общности: всех либералов, всех коммунистов, всех чиновников, всех москвичей, всех провинциалов, всех приезжающих на Селигер, всех милиционеров, всего менталитета всех россиян. Наша критика обычно сводится к схеме: «ты фашист, враг народа! – от фашиста, врага народа слышу!» История с селигерскими головами, при всей возмутительности (прежде всего, этих варварских кольев), является отражением того отношения, которое практикует оппозиционная либеральная общественность.
Ведь вы же сами зовёте их «нашистами», «путинъюгендом».
Ведь вы же это делаете с целью оскорбить. Они не совсем дураки, они это понимают. Они и кричат вам в лицо: «от фашистов слышим!» И кто первым запустил эту дурную бесконечность – уже не вспомнить. Но продолжают её – обе стороны.
Наконец, мы живём теорией заговора, подогреваем ею свою холоднокровность.
Нас не собьёшь, мы твёрдо знаем урок: «бесполезно бороться со следствием, надо бороться с причиной». А причины-то у нас всегда глобальные: заговор правительства против народа и «такой уж менталитет» этого самого народа. И тут даже не имеет значения, истинны ли эти причины.
Просто они настолько чудовищны, что мы априори не способны бороться с ними. Не находится ни одного хорошего начинания, в ответ на которое не раздалось бы стонов: «да ну-у, всё бесполезно, это капля в море, вы лечите не болезнь, а симптом». Но такие реплики ничему не помогают. Напротив: мы разучились бороться даже с симптомами.
Я говорю «мы», потому что эту же болезнь я знаю за собой.
Я тоже верю, что нынешнее абсолютно удручающее состояние российского образования – это не просто следствие безграмотности, некомпетентности, скаредности, жуликоватости, дремучести, бюрократизма, властолюбия, эгоизма и недальновидности властей и крайне низкого статуса учителей – а самый настоящий заговор против российского народа. Я в это верю. И я знаю, что такая вера убивает всякую волю.
Есть вера, которая делает нас сильными.
И есть вера, которая делает нас жалкими. Обосновать можно и то, и другое. Важно понимать, что обосновывая – ты выбираешь не прошлое, а будущее.
Татьяна Шабаева, журналист из Москвы
30.07.2010
Шестьдесят лет назад сенатор от штата Висконсин Джозеф Маккарти заявил, что располагает списком из 205 сотрудников Госдепартамента, которые являются «безусловно верными коммунистической партии», однако влияют на государственную политику Соединённых Штатов.
Это был новый виток коммунистической фобии, которая началась в марте 1947 года, когда президент Гарри Трумэн издал указ, запрещающий приём на работу в государственные органы коммунистов и лиц, им сочувствующих.
После выступления Маккарти, большинство фигурантов его списка были уволены с работы.
Из публичных библиотек было изъято около 30 тыс. книг, которые были признаны «прокоммунистическими». Деятельность Маккарти поддерживал президент Эйзенхауэр. По редакциям, издательствам, армейским подразделениям, органам судопроизводства распространялся документ, который настойчиво рекомендовалось подписать, – своеобразная присяга в том, что ты никогда не сочувствовал коммунистам и хранишь абсолютную лояльность Соединённым Штатам.
Эта абсолютная лояльность подразумевала, что так называемая Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности имела возможность потребовать, чтобы человек назвал имена своих знакомых, которые, по его мнению, могли сочувствовать коммунистам.
Достаточно было, чтобы твой отец читал газету «Дейли уоркер», или чтобы твоя бывшая жена во время войны (!) посещала собрания коммунистов, или чтобы ты сам десять лет назад состоял в партии и потом вышел из неё по собственному желанию… или даже не в партии, а в одном из комитетов, которые помогали вывозить из Европы беженцев – во время войны! И ФБР получало право начать задавать тебе вопросы. И если ты отказывался заподозрить кого-либо из своих знакомых в сочувствии к коммунистам – ты мог ставить на себе крест.
Нет, американцев не били по почкам, не бросали в лагеря, не изводили ночными допросами.
Их даже, чаще всего, не сажали в тюрьму. Те, кто отказывался сотрудничать с ФБР, всего лишь теряли работу – и мало находилось смельчаков, готовых предложить им замену. Их смешивали с грязью в крупнейших газетах. О них шептались за спиной, вчерашние знакомые не подавали руки. Они не могли покинуть США. Эпитет «розовый» был как клеймо. Люди начали оглядываться по сторонам, высказывая своё мнение. Люди боялись и ломались. Резко участились самоубийства творческой интеллигенции…
Это продолжалось примерно четыре года.
А потом резко пошло на спад. Тому есть несколько причин. Во-первых, Маккарти заигрался. И был уличён в финансовых аферах, в стремлении протолкнуть наверх своих людей. Президент Эйзенхауэр и соратники-республиканцы лишили высоко взлетевшего сенатора своего доверия. А во-вторых, демократия Соединённых Штатов к тому времени насчитывала полтора столетия. И это что-то да значило.
Четыре года государственного террора (хотя и далеко не в самом кошмарном его проявлении) не смогли убить демократию США.
И когда журналист Эд Мэроу выступил против сенатора Маккарти в прайм-тайм новостного канала «Си-Би-Эс», владельцы канала не были этому рады. Они даже заставили Мэроу возместить из своего кармана потери от рекламы, которую убрали из его передачи спонсоры. Но они не запретили передачу. А потом, когда стало понятно, что выступления Мэроу пользуются успехом, – они не запретили их снова, и снова. И американцы услышали, сидя перед вечерним экраном, что они должны соответствовать своей великой истории. И не дать себя запугать.
...Это было время информационного романтизма.
Время, когда журналист был отчасти проповедником – и не стеснялся в прямом эфире цитировать Шекспира.
«Граница между расследованием и преследованием очень тонка.
Нельзя путать несогласие с неверностью, обвинение – с виной», – говорил Мэроу.
«Мы не станем жить в страхе. Мы должны помнить, что происходим не от трусов. Можно отречься от нашего наследия, от нашей истории – но нельзя отказаться от своей ответственности за последствия этого. Не в звёздах – нет! – а в нас самих ищи причину, что ничтожны мы и слабы», – говорил Мэроу, и его слова отзывались в сердцах американцев.
Что ж, это было время, когда люди верили телевидению не только в его обыденном цинизме.
И эту победу над самими собой можно считать торжеством американской демократии.
А что же делать нам?
Охоту на ведьм, которую американцы преодолели, мы превратили в образ жизни.
Нынче это чаще стрельба не боевая, а пейнтбольная, но она по-прежнему разрушительна. Её основные признаки – тотальность, догматичность, теория заговора. Наша критика бывает направлена против целой общности: всех либералов, всех коммунистов, всех чиновников, всех москвичей, всех провинциалов, всех приезжающих на Селигер, всех милиционеров, всего менталитета всех россиян. Наша критика обычно сводится к схеме: «ты фашист, враг народа! – от фашиста, врага народа слышу!» История с селигерскими головами, при всей возмутительности (прежде всего, этих варварских кольев), является отражением того отношения, которое практикует оппозиционная либеральная общественность.
Ведь вы же сами зовёте их «нашистами», «путинъюгендом».
Ведь вы же это делаете с целью оскорбить. Они не совсем дураки, они это понимают. Они и кричат вам в лицо: «от фашистов слышим!» И кто первым запустил эту дурную бесконечность – уже не вспомнить. Но продолжают её – обе стороны.
Наконец, мы живём теорией заговора, подогреваем ею свою холоднокровность.
Нас не собьёшь, мы твёрдо знаем урок: «бесполезно бороться со следствием, надо бороться с причиной». А причины-то у нас всегда глобальные: заговор правительства против народа и «такой уж менталитет» этого самого народа. И тут даже не имеет значения, истинны ли эти причины.
Просто они настолько чудовищны, что мы априори не способны бороться с ними. Не находится ни одного хорошего начинания, в ответ на которое не раздалось бы стонов: «да ну-у, всё бесполезно, это капля в море, вы лечите не болезнь, а симптом». Но такие реплики ничему не помогают. Напротив: мы разучились бороться даже с симптомами.
Я говорю «мы», потому что эту же болезнь я знаю за собой.
Я тоже верю, что нынешнее абсолютно удручающее состояние российского образования – это не просто следствие безграмотности, некомпетентности, скаредности, жуликоватости, дремучести, бюрократизма, властолюбия, эгоизма и недальновидности властей и крайне низкого статуса учителей – а самый настоящий заговор против российского народа. Я в это верю. И я знаю, что такая вера убивает всякую волю.
Есть вера, которая делает нас сильными.
И есть вера, которая делает нас жалкими. Обосновать можно и то, и другое. Важно понимать, что обосновывая – ты выбираешь не прошлое, а будущее.
